Притча о страшном суде

Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня… Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим и накормили? или жаждущим, и напоили?… И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня… так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную. (Мф. 25:31-46).

Эта притча так хорошо нам знакома, что мы можем пройти мимо, как бы не заметить, о чем она говорит. А говорит она нам несколько вещей. Прежде всего, она напоминает нам о том, что придет день, когда мы встанем лицом к лицу с Живым Богом, и придет на нас суд. Нет — Бог не подстерегает нас, чтобы взвесить и осудить наши злые дела и поступки; но мы встанем перед Богом, Который есть сама Красота, и обнаружим, как мы изуродовали в себе Его образ, когда, стоя перед Богом, так много возлюбившим нас, мы поймем, как мало любви мы дали Ему. Это ли не суд?

Это случается и в наших земных отношениях. Иногда мы вдруг осознаем, что кто-то любил нас так глубоко, так подлинно, и мы взяли все, что нам давалось: всю любовь, все тепло, всю нежность, всю заботу, всю жертвенность; мы принимали жизнь того или той, кто изо дня в день отрекался от себя ради нас, — и не отозвались, принимая любовь, предлагавшуюся нам, как должное, как наше право. И приходит день, когда человек умирает, и тут мы понимаем, что мы брали, брали беспрерывно, и никогда не подали знака, никогда не дали человеку почувствовать, что мы понимаем, как глубоко, как подлинно, как щедро мы любимы. И тогда мы стоим перед последним судом над нами: поздно, слишком поздно!… О, — человек, любивший нас, простил нам давным-давно и теперь, в вечности, говорит Богу словами Христа, когда Его распинали: «Отче! Прости! Они не знали, что они делали…». Но как мучителен суд, наш суд над самими собой, сознание, что мы могли так обрадовать любящего нас — и не сделали этого. Это суд гораздо более суровый, чем любое земное правосудие; этот суд будет — и должен — бить нас изо дня в день в самую глубину сердца более беспощадно, чем любой формальный приговор. Не по тому, как мы соблюдали заповеди, мы будем судимы, а по тому, научились ли мы любить…

И сегодняшняя притча говорит об этом так ясно. Бог не требует от нас ничего, что выше человеческих сил и возможностей: пожалел ли ты голодного и жаждущего? Пожалел ли ты бездомного? Если кто был взят в тюрьму — изболелось ли твое сердце о нем? Не отшатнулся ли ты, постыдившись, что тебя сочтут его другом? Или испугавшись, что и тебя засудят с ним или с ней?… И столько других путей, которыми можно выразить сострадание, сочувствие, любовь. В сущности, Христос говорит нам: были ли вы просто человечными — или нет? Сумели ли вы проявить сочувствие, сострадание, солидарность? Были ли вы братьями и сестрами для тех, кто был вокруг вас? Если были — то новая жизнь может излиться в вас; но если вы не были даже человечными — как вы можете ожидать, что станете причастниками Божественной природы?… Только если мы подобны алмазу, свет может наполнить нас, и мы можем сиять и светиться, отражая его на все стороны; но если нет — как мы можем отражать что бы то ни было? Помните слова Христовы о том, что если око наше, глаз наш темен, то все вокруг — темнота; если сердце наше слепо, и глухо, и мертво — все вокруг мертво, все молчит молчанием смерти, все вокруг нас темно потемками пустоты и отсутствия. Но для того, чтобы быть подлинно человечными, мы должны научиться жить заодно с Единственным, Который только может приобщить наше сердце, и наш ум, и нашу жизнь к подлинной любви, к полноте любви, к подлинному состраданию: со Христом, Который пришел в мир спасти нас. И пока мы отлучены от Него, мы можем, в очень ограниченной мере, оказывать сочувствие, дружелюбие, ласку, — но мы еще ничуть не знаем, что значит любить — любить всем нашим существом, всей нашей жизнью и смертью, всем, что в нас есть, и больше того, что в нас есть: Божией собственной любовью в нашем сердце, Божиим собственным зрением в наших глазах, Божией жертвенной самоотдачей в нашей отдаче себя самих.

Задумаемся над этим; задумаемся, потому что каждый из нас в святые, благословенные минуты жизни испытал близость Божию, — но как легко мы успокаиваемся, что да — мы одиноки в холодном мире, как и все остальные. А мы не призваны быть, как все остальные, — мы призваны быть Божиим собственным присутствием, сияющим через нас. Так пусть же просияет свет в нас перед людьми, чтобы они прославили Отца нашего, Который на Небесах. Аминь!

Митрополит Сурожский Антоний.

Перепечатано из рассылки "Никольский Благовест" -
- Вестник Никольского собора г.Алматы
(Печатается с сокращениями)

НАЗАД